обвинять меня во всех своих горестях, неудачах и даже гибели жены, затем, окончательно рассвирепев, выволок на мороз и принялся избивать у многих на глазах. Однако, вопреки изумленным вздохам и редкому шепоту, никто мне не помог — все просто стояли и смотрели, как он зверски избивал меня: куда сильнее и ожесточеннее, чем обычно. Некоторые солдаты же и вовсе принялись посмеиваться и наслаждаться зрелищем. Были среди собравшихся и Уджа с Линжем, но они не смеялись: первый пристально смотрел на нас, а второй — на рыжеволосого напарника, словно чего-то с интересом выжидая. Не выдержав, я принялась кричать, плакать и молить о помощи, понимая, что если отца не остановить, то он убьет меня. И тогда единственным, кто среагировал, был Уджа. Мужчина быстро подошел к нам, схватил Вура одной рукой за грудки и оттолкнул, но тот, пошатнувшись и отступив на пару-тройку шагов, удержал равновесие. Он оказался немного ниже Уджа, но это его не испугало — отец напротив больше разъярился оттого, что кто-то впервые за все время вмешался в мое «воспитание».
— Свинья! — заорал он. — Как ты смеешь мешать мне?! Она моя дочь, и я волен делать с ней все, что пожелаю! Я ее отец! — затем Вур, поддавшись слепоту гневу, кинулся на него с кулаками, но рыжеволосый воин успел извлечь из ножен кинжал и вонзить его охотнику в живот. Однако на этом Уджа не остановился: хоть противник был уже повержен, он повалил его на землю, грубо и резко извлек оружие из раны, вытер об одежду отца и на этот раз вонзил его ему в горло. Пока Вур захлебывался в своей крови, рыжеволосый поднялся и задумчиво оглядел замолчавших и сникших людей и спросил так спокойно, словно только что ничего серьезного не произошло:
— Кто-нибудь еще намерен поднять руку на эту девчонку?
Сначала его встретили лишь молчание и множество напряженных и испуганных взглядов… но затем раздался смех Линжа и хлопки его ладоней. Уджа выжидающе посмотрел на него. Отсмеявшись, напарник спросил с насмешкой:
— Что, неужто у нашего острющего меча появились какие-то чувства? — однако никто кругом не встретил слова мужчины ни смешком, ни даже улыбкой. Все продолжали молчать.
Уджа, помедлив, посмотрел на меня, однако его взгляд был настолько пустым, что мне сделалось еще страшнее. Словно сама бездонная пропасть глядела на меня в тот момент. Подойдя, он протянул мне окровавленную руку, но я, сидевшая на холодной и припорошенной снегом земле, испуганно отшатнулась. Однако на лице Уджа не отразился ни гнев, ни разочарование… ничего. Он просто выпрямился и сказал преспокойно:
— Отныне эта девчонка служит мне. Любого, кто тронет ее, будет ждать подобная участь, — и он кивнул в сторону бездыханного тела моего отца, смотревшего в белое зимнее небо мертвенно-пустым взглядом.
* * *
Став прислужницей Уджа, я перебралась в их с Линжем выделенные на двоих покои в крепости — достаточно большую комнату, в которой запросто разместились мы втроем. Конечно, намного теплее там не было, хотя каменные стены старого строения хотя бы защищали от ветра, а стоявшая в помещении жаровня дарила заветное тепло. В мои обязанности не входило ничего особенного: уборка, выполнение приказаний в духе «Подай-принеси», иногда готовка, а также выслушивание тех забавных, но странных историй, которые мне из раза в раз рассказывал Линж после того, как хорошенько выпьет.
Мужчины встретились за несколько лет до войны, когда мой господин странствовал по землям королевств Ближнего Востока. Каждый раз обстоятельства и место встречи менялись так внезапно, как того желала неуемная фантазия Линжа: то это была полумифическая небольшая страна меж Ближним и Дальним Востоком, где правят исключительно женщины, а мужчин держат в небольшом количестве для продолжения рода, то какая-то обычная рыбацкая деревушка, где один забавы ради и от скуки решил скрестить с другим мечи посреди бела дня… ох, их было такое количество, что всех и не упомнить. И ведь неизвестно, какая истинная. Линж — мастер запутать собеседника, оплести его таким количеством выдумок, что начинает казаться, будто мужчина сам верит в их реальность.
Ранее люди деревни относились ко мне равнодушно: может, виной тому послужил отшельнический образ жизни отца, мало с кем в селении общавшийся и нам с матерью запрещавший это делать по неясной причине. Солдаты крепости ранее тоже особо на меня внимание обращали. Однако после того, как стала прислуживать Уджа, я начала подмечать, что односельчане принялись глядеть на меня кто с любопытством, кто с завистью, кто с непонятным неудовольствием… иными словами, лишь единицы из них оставались равнодушными. По-прежнему мало кто заговаривал, но взгляды их стали чаще обращаться на меня. Некоторые даже называли за глаза подстилкой Уджа и Линжа, что не было правдой: они и пальцем не тронули меня. Ни тогда, ни потом… но, пожалуй, тебе интереснее узнать, что же затем произошло в крепости.
Месяц или около того после начала моей службы у господина, Юдж окончательно сошел с ума: видел предателя и золотокрада в каждом, подчас проводил публичные казни да запирался на пару-тройку дней подряд в комнате крепости, где хранились добытые из горы сокровища. Однажды вечером, когда я и двое воинов, сидели в своей комнате, имела неосторожность спросить, каким же образом им удалось раздобыть такие богатства. Линж, обыкновенно веселый и саркастичный, вдруг помрачнел и закурил трубку, и вместо него мне вдруг ответил Уджа, часто большую часть времени сохранявший молчание.
Их переправили сюда после битвы близ реки Ба-Син, и по пути Юдж, заинтригованный рассказами местных о затерянном горном королевстве с огромными залежами золота, решил воспользоваться возможностью и быстро разыскал с подчиненными вход туда — он и правда располагался там, где и говорили легенды: в долине, некогда цветущей пышно, но отныне напоминавшей одну из степей Дальнего Востока. Не обитало там ни птицы, ни зверя, а кругом царила такая тишь, словно сама природа боялась пробудить спавшего в горном королевстве Великого дракона земли. Конечно, Юдж тоже слышал о чудовище, притаившемся, согласно легендам, внутри горы и погрузившемся в долгий сон в окружении сокровищ, однако данное его несильно испугало, и он послал особо опытных воинов (в том числе Уджа и Линжа) на поиски золота и драгоценного камня, добавив, однако, с легким опасением: «Только если тварь там, действительно, какая есть, не разбудите ее».
Пройдя сквозь огромные главные ворота, с правой и с левой стороны от которых стояли две массивные статуи воинов с мечами, взору отряда открылись большие залы с высокими потолками, стены которых украшены такими богатствами, что хоть
